Домовиха (Домовуха) — кто это в славянской мифологии, как помогает и вредит

Все знают про Домового. Он на слуху. Дух-хозяин, защитник, иногда проказник. Но в старых домах понимали — он не один. У него есть жена. Домовиха. Или Домовуха, Большуха — как где называли. И вот с ней все гораздо сложнее.

Если Домовой — это про безопасность, про “свой-чужой”, про границы дома, то Домовиха — это про атмосферу внутри. Про то, как живется. Уютно или тоскливо. Сытно или голодно. Она не за стены отвечает, а за воздух в доме. И ее характер — это прямое отражение характера хозяйки. Поэтому и подход к ней нужен был совсем другой.

Помощница или вредительница

С Домовым можно было договориться. Оставить ему молока, кусочек хлеба. Задобрить. С Домовихой этот номер не проходил. Она не брала подношений. Она смотрела на дела.

Если хозяйка в доме работящая, чистоплотная, не ленится — Домовиха ей первая помощница. И помощь эта не в том, что она сама полы мыла. Нет. Просто все как-то само собой получалось. Тесто в квашне поднималось шапкой, стирка сохла быстрее, дети спали крепко и не капризничали. Были даже рассказы, что если женщина от усталости засыпала за прялкой, то утром могла найти работу законченной. Нить ровная, крепкая. Это ее рук дело.

А вот если в доме грязь, паутина по углам, посуда грязная на столе ночует — жди беды. Месть у нее была мелкая, бытовая, но очень неприятная. То суп вдруг станет горьким или пересоленным. То молоко скиснет, хотя только принесли. То самая нужная иголка пропадет, когда надо срочно что-то зашить. Она не злая по натуре. Просто порядка требует. Как строгая свекровь, которая пытается невестку-неряху уму-разуму научить.

Как с ней жить

Главное правило — уважать ее пространство. А ее пространство — это самые укромные уголки. За печкой, в чулане, в погребе. Там, где хранятся запасы, где тепло, где сердце дома. Лезть туда без дела не стоило.

Иногда в таких местах находили всякую мелочь: пуговицу без пары, засохшую веточку, перышко. Для нас — мусор. А для нее — сокровища. Выкинешь — обидишь. Это ее личные вещи, ее маленькие запасы. Трогать их было нельзя.

Был и один способ поговорить с ней напрямую. Очень рискованный, и прибегали к нему только в самой крайности.

Рассказывали так. Если ночью в полной тишине вдруг слышится, будто ребенок плачет, а детей в доме нет — это плачет домовенок. Ее дитя. Нужно было, не шумя, взять чистый платок или скатерть и накрыть стол. Плач сразу прекращался. Ребенок, укрытый, успокаивался. А вот мать-Домовиха начинала метаться, не находя его. И вот в этот момент, когда она в панике, ей можно было задать вопрос. Говорят, от страха за дитя она отвечала на все, раскрывала любую правду.

Но пользоваться этим считалось большим грехом. Тревожить мать, пусть и духа, — дело последнее. После такого всегда просили прощения и благодарили. Иначе можно было нажить себе врага на всю жизнь.